Фонд Андрея Рылькова, в рамках проекта «Наркофобия», уже третий год проводит конкурс журналистских работ о наркотиках и наркополитике среди российских журналистов. В 2016 году победителем стал редактор онлайн издания FURFUR Георгий Ванунц, который в 2015 году написал серию статей по наркополитике. Наградой за победу для Георгия стала поездка в Нидерланды, где он ознакомился с работой программ снижения вреда, связанного с наркотиками, и побывал на танцевальной сцене во время крупнейшего фестиваля электронной музыки Amsterdam Dance Event (ADE) и опубликовал статьи о своей поездке.
В ходе поездки я провела небольшое интервью с Георгием, в котором он рассказал о своих журналистских интересах, о том, почему международная и российская наркополитика стала для него важной и интересной темой, а также поделился своими впечатлениями от поездки в Амстердам и предложениями о развитии освещения проблемы наркотиков в СМИ.
Расскажи немножко про себя, как ты начал заниматься журналистикой?
Я начал заниматься журналистикой случайно, потому что я плохо учился, а иначе стал бы политологом.
А где ты учился?
В Санкт-Петербургском государственном университете. В городе Санкт-Петербург. На кафедре прикладных политических исследований. Но в какой-то момент, уже на одном из последних курсов увидел объявление о поиске авторов в самом модном на тот момент журнале FURFUR, ну и написал им. А потом стал писать тексты и понял, что мне это нравится. Переехал в штат, а журнал за это время совсем перестал быть модным.
А в чем он стал другим?
Ну он был таким настоящим мужским журналом, вроде GQ для хипстеров: рабочие ботинки, голые дамы, гид по варке пельменей, вот это все. А сейчас это что-то такое идейно близкое Vice или Dazed – издание для молодых и модных, которым интересно, что происходит вокруг, в широком смысле. На Западе это уже давно норма – сочетание лайфстайлового, развлекательного контента с общественно-политическим. Чтобы в одном месте и про новую главную музыку, и про репрессии, и про лекарство от рака. В России с этим как-то исторически тяжеловато – рейвы и митинги разведены по своим углам, все на серьезных лицах. Мы попытались как-то эту традицию нарушить.
Для меня и тогда и сейчас было интересно наблюдать за очень крупными изменениями в обществах, наблюдать за процессами трансформации религий, властных отношений, зарождения новых идей или их развития. Я люблю такой крупный фокус. И такие процессы постоянно идут: от легализации марихуаны в очередном из штатов США до первого мэра-трансгендера в Индии, ужесточившейся войны с абортами в Польше – что-то трансформативное происходит каждый день. Ну и наоборот. Случаются прорывы, случаются откаты – и это клево. В этом смысле мне кажется работа журналиста, который за этим следит – это вообще благодарное дело. Ты сидишь себе в теплом кресле и перед тобой такой большой шар крутится и ты видишь, как на нем какие-то штуки глобальные происходят.
Ну а как тебя вывезло на тему наркотиков? Ты же получил приз Наркофобии даже не за одну статью, а за целую серию статей по вопросам наркополитики, почему она тебе вообще стала интересна?
Ну, наркополитика в широком смысле – это как раз одна из этих больших общественных дискуссий, которая связана также и с другой темой, которая меня отдельно очень интересует – с трансформацией общественной морали. Дискуссия о наркотиках – очень морализирована и поэтому она мне всегда была интересна, как и проституция, например. На эти предметы ведь почти не смотрят иначе, чем через оптику морали. Но иногда вдруг приходит кто-то, готовый с этой оптикой бороться, и побеждает.
Вопрос наркополитики в России очень важен, потому что это такой коровый [основной, от core – англ.] вопрос, часть ДНК синтетической идеологии, которая используется властью. То есть, наркополитика в России больше чем наркополитика. Она основана на очень специфическом патерналистском отношении к человеку. Поэтому, когда я говорю ДНК, я имею в виду, что тема эта настолько наглядная, что сразу думаешь — лоббируя перемены в ней, ты меняешь всё. Я конечно ни в коем случае не думаю, что я лично что-то меняю парой статей, нет. Но у нас довольно молодая аудитория и у меня присутствует такая совсем крошечная остаточная амбиция её просвещения. То есть ты думаешь «Ну окей, если статью прочитало 50 тысяч человек в возрасте 18-25, это активная, социально-мобильная часть населения с, хаха, высоким доходом, если верить аналитике, и соответственно, эти люди рано или поздно будут в какой-то степени влиять на общественную дискуссию. И сейчас, в возрасте формирования своих взглядов, они имеют возможность читать объективную информацию, а не только смотреть ройзмановские ролики по опиздюливанию барыг. И это дает некоторую надежду.
Можно сказать, это даже создание языка – то, чем мы и пытаемся заниматься в проекте Наркофобия. Когда мы его начинали не было вообще представления о том, что есть такая вещь, как «наркополитика». Да, есть наркотики, есть наркоманы, есть некие спасители человечества, но то, что это некая международная архитектура и некое мультиаппаратное усилие со стороны государства по отношению к определенным веществам – этого представления не было. Поэтому, мне кажется как раз просвещение очень важно.
Ну да, но в моем случае оно несколько ограничено. То есть понятно, что это довольно незначительная по меркам всей страны аудитория, но все равно – мне кажется, что медиа во многом влияют на формирование личности. Поэтому мне кажется клево информировать молодую аудиторию о том, что все на самом деле не так, как им стараются внушить. Ну а в случае с наркотиками есть еще очень туманное обывательское представление об этом, поэтому вдвойне важно перенести дискуссию в более рассудочное русло.
А какая у тебя первая статья была по наркополитике?
Мне кажется, первой была статья про Португалию. Я тогда активно брался за любые примеры того, как внутренняя политика выходит из морального дискурса и сразу же может демонстрировать неожиданно мощные результаты. Именно это меня всегда интересовало в очень разных областях – то же самое касается проституции, эвтаназии, пенитенциарной системы и так далее. То есть это те случаи, когда моральный дискурс очень строго ограничивает возможности политики, но в каких-то странах удается из этого дискурса выйти и это всегда очень интересно наблюдать.
Потом ты еще делал интервью с российскими деятелями наркополитики – с Сержем Константиновым, с Петром Мейлахсом, с Максимом Малышевым. Можно было подумать, что ты как-то сознательно создал такую мини-галерею.
На самом деле я не выстраивал специально у себя в голове или в журнале нарратив о реформаторах российской наркополитики, я пытаюсь составить более общую картину. Например, когда я с Константиновым выпускал интервью, я параллельно выпускал интервью с Артемом Козлюком из Роскомсвободы. Меня в принципе интересовали активисты, которых я не знаю, по каким-то нишевым вопросам и именно про это я делал интервью.
Ты всё таки ты выиграл этот конкурс, и твоим призом стала поездка в Голландию. Мне интересны твои впечатления, что тебе понравилось здесь в наркополитике, что, может быть, удивило? Или было все достаточно ожидаемо?
Ну, понятно, что все это было ожидаемо, я же не вчера про Амстердам читал, но… Что меня удивило? Ну мне очень понравилось на первой вечеринке [во время ADE], на которой мы были. Всё было организовано действительно очень френдли. Мне понравилось, что никто не пытается спрятать слона в комнате – сделать вид, что люди не употребляют. Нет вот этого рестриктивного подхода, о наркотиках говорят открыто: везде висят алерты – объявления об опасных таблетках, а официантки ходят и меняют чистые стаканы около кранов в туалетах, чтобы все могли налить себе бесплатно воды, выпить, не перегреваться. Наркополитика здорового человека!
Позже, когда мы встречались с главным полицейским, отвечающим за операцию на ADE, он сказал, что за три последних года у них в городе было всего два крупных уголовных дела, связанных с наркотиками, что наркотики – не приоритет для полиции. Это прямо такая статистика, не ожидаешь, что она будет настолько маленькая. Это действительно политика государства в отношении своих граждан как взрослых людей.
И тут еще очень важно понимать, что наркотики – это все-таки не про смерть, а про удовольствие. Традиционный прогибиционистский подход очень строго связывает их со смертью и оттуда все эти ужасные картины – то есть это буквально внушение людям страха смерти по неосторожности. Вот вы там заторчите, попробуете сигарету с марихуаной и через неделю уже умрете от героиновой передозировки. А тут государство как бы признает право своих взрослых граждан на удовольствие и пытается сделать его максимально безопасным с точки зрения общественного здоровья.
Геогрий Ванунц во время встречи в полицейском участке Амстердама. Фото предоставлено автором
И это никогда не бывает только про наркотики – это про всё – в этом заключается суть отношений между человеком и государством. Если государство относится к человеку как к взрослому в области потребления веществ, то оно, как правило, относится к нему как взрослому во всех остальных областях. Согласись, сложно себе представить такой безумный либертарианский лунапарк-государство, где наркотики можно, а все остальное нельзя. Нет, как правило, наркотики можно там, где все друг другу доверяют и где свобода и инициатива приветствуются и во всех других сферах жизни.
А критика какая-то есть по отношению к голландской наркополитике?
Ну критика возникла у тебя, что вот они получили свой кусочек бюргерского счастья и замолкли, не предпринимают особых действий в плане реформы, направленной на юридическую легализацию марихуаны, попыток прессинга на всю Европу и так далее. Вызывает ли это у меня такое же чувство раздражения? Наверное нет. Вот когда этот коп сказал, что для них наркотики это low priority я точно так же понимаю, что для них это low priority и в политике. Ну у чуваков марихуана уже де-факто легализована и действительно мы можем с уверенностью сказать, что есть более серьезные вызовы сейчас перед Европой и то, что голландцы не топят за лигалайз от Португалии до Словакии, мне кажется абсолютно естественным.
Ну я не говорила, что они должны топить за лигалайз от Португалии до Словакии, я говорила о том, что за те двадцать пять лет, что марихуана де-факто легализована, имело бы смысл уже ее и де-юре тоже легализовать. Даже не в корыстных целях, там, получать громадные налоги, как в Колорадо, а хотя бы для того, чтобы привести в соответствие закон и реальность. Мне кажется приятней, когда граждане понимают, что вот есть закон и вот мы его соблюдаем. То есть мне совершенно не понятно, когда мне полицейские начинают объяснять, мол, да, конечно это незаконно, но это можно. Я не понимаю, почему бы не привести это в соответствие?
Ну мне кажется, что это просто вопрос разницы темпов развития. Наркотики находятся традиционно в морализированном дискурсе, и тут затрагивается чувство этого самого условного вечно консервативного большинства и действительно достаточно очевидно, что проталкивать полную легализацию просто очень сложно, сложно получить полную поддержку общества. Потому что всегда остается консервативный, прогибиционистский во всем, моральный элемент общества и мне кажется, что когда люди осознают, что они могут продвигать здоровую политику в отношении наркопотребления не формально, когда у них руки чуть-чуть развязаны, то они перестают думать о том, насколько важно в скрижалях это сейчас же высечь.
Ну то есть у тебя есть такой оптимизм общественного прогресса?
Ну у меня он есть, да. То есть я в этом смысле тоже человек какой-то старомодный, ограниченный, у меня есть какой-то нелепый гегелевский прогрессивизм, я линейно смотрю на движение западного общества. Кажется, оно двигается куда надо, ну с какими-то остановками вынужденными, с какими-то занудными пассажирами, которые с задних сидений кричат «Остановить!», но двигается. И да, конечно, я так думаю, потому что так легко думать, это такая моя картина мира, не объективная, но комфортная.
А ты свою роль как-то видишь в этом движении?
Моя роль вот вафель поесть, кофе выпить в Амстердаме. Просто в медиа работаю, каким-то образом кому-то мессадж доставляю. Мое существование облегчает осознание того, что мессадж вроде правильный. Благую весть несу!
Западного общества?
Ну западного, да, западного, успокойся! Если ты так хочешь это услышать – да, у меня европоцентричное, атлантистское даже такое мировоззрение. Но это же субъективная позиция. Я, слава богу, человек не обремененный колоссальными вооруженными силами за спиной, поэтому могу себе позволить так считать и не быть злодеем.
Хотела еще расспросить о твоем видении развития журналистского направления «Наркофобии». Как считаешь чего еще не хватает в освещении проблем наркотиков и наркополитики в России?
Российское медиапространство ориентировано в основном на новостную повестку из России, на репортажи из какой-нибудь проблемной точки или очередные пиздецовые высказывания чиновников или депутатов. Это нормально и это правильно, но мне кажется важным также дать всем понять, как выглядит “Хорошо”. Очень важно давать пример того, как это должно выглядеть. С этой точки зрения важно писать о наркополитике в Уругвае, Португалии, Голландии, где угодно, где она действительно является хорошим примером, потому что это дает человеку представление о том, что тут можно делать хорошо. Потому что в России главная проблема это бесконечное педалирование нигилизма, что «ничего не бывает хорошо и мы делаем хуево, но все вообще в принципе хуево, лучше не сделаешь». Вот поэтому всегда важно показывать людям, что это, конечно, неправда.
Наркотики будущего…
Да, вот «Наркотики будущего», ну то есть это такие вещи, они очень разные, разные подходы. Я – да, за то, чтобы просвещать, а не только информировать.
Ну хорошо, еще такой вопрос. Если бы у тебя был выбор в еще какую-то страну съездить узнать про наркополитику, ты бы куда поехал?
Эмм. Ну у меня есть несколько, наверное, вариантов. Голландия да, это был бы самый худший вариант с той точки зрения, что ты про нее более-менее знаешь. Мне бы было очень интересно наблюдать Иран, именно потому что это абсолютное торжество вот этой самой рестриктивной морали во всем, которое, в то же время, сосуществует с исторической традицией и культурой наркопотребления. Получается, что наркопотребление чуть-чуть выводится из этого морального дискурса не усилием прогрессивистов, а просто как культурная данность. И было бы интересно наблюдать даже за тем, как себя ощущают иранские наркопотребители, как их ощущает общество – как это выглядит в такой стране?
Ну там хорошие программы снижения вреда, да, ты знаешь – там и метадоновые и программы обмена шприцев очень развиты…
Да, вот именно интересно, как это укладывается в рамки беспорочного такого яростного пуританского общественного настроя. Хотя конечно мы сразу делаем оговорку, что это тоже экзотизация, а на самом деле Иран, как и любая авторитарная страна, как и Россия, внутренне не соответствует этому накалу идеологии.
А еще наверное мне было бы интересно сгонять в кокаиновый регион Латинской Америки, в предгорье Анд, где все выращивают коку. И почему было бы интересно сгонять туда – это уже не с точки зрения наркополитики, а скорее, такая уже наркоантропология – интересно было бы посмотреть, как выглядят изнутри общества, которые настолько сильно связаны с производством и продажей наркотиков. Хотелось бы попасть в фермерские общины, узнать этих фермеров, и каких-нибудь герильерос, которые их крышуют.
Ну да, это как раз некий взгляд на наркополитику, который никогда не преподносится. Где ты увидишь, на пример, фильмы, которые показывают жизнь глазами какого-нибудь фермера, боливийского там или марокканского? Это некие участники наркорынков, голоса которых совершенно не представлены.
Ну да, и которые при этом очень зависимы от него, то есть это не какие-то злодеи, которые на Порше себе решили поднакопить, а вот люди поколениями выращивают коку, а другого ничего не растет.
А про что бы ты хотел написать материал в будущем в плане наркополитики? Ну какая-то для тебя любопытная тема, в которой бы хотелось разобраться?
Ты имеешь в виду разобраться для себя или именно написать? Я просто на секунду подумал, что для себя мне было бы интересно разобраться так основательно в каком-то философском значении наркотиков в жизни людей, в потребности в веществе, в соотношении эскапизма и развлечения, чувственного и какого-то рассудочного начал наркопотребления. А написать… Ну вот да, скажу так. Очень легкий материал, но в то же время было бы интересно написать и разобраться со всеми – с экономистами, с политологами, с социологами – о том, что бы было, если бы прямо завтра весь мир легализовал все наркотики? Как бы он изменился на следующий день? Как бы это изменило все экономические и социальные связи? Как выглядел бы такой мир?
Хм. Да, действительно, какая простая статейка!
Ну я люблю такие мегаломанские вещи.
